Нечистая сила [= У последней черты] - Валентин Пикуль

Хвостов выложил на стол тысячу пятьсот рублей и кинжал.

– Возьми себе… аванс. А этим ножиком зарежь мне Гришку на пароходе, когда будете плыть из Тюмени в Покровское.

К удивлению Хвостова, игумен алчно схватил «аванс» и забрал кинжал, причем вполне искренно (!) заверил министра, что и сам давненько подумывал, как бы сгубить Распутина. После этого Хвостов, уже в союзе с Мартемьяном, уговаривал Гришку, что хватит ему чревобесничать, пора навестить монастыри в Сибири, чтобы газеты отметили его молитвенные настроения. Распутин согласился на поездку, в которой его должны прирезать, но поставил условия:

– Чтобы губернатором в Тобольск назначили Орловского, а то Станкевич зубы мне кажет. И еще пять тысчонок прошу.

Орловский был его креатурой, отчего замысел Хвостова начал потрескивать, но министр уповал на Алексина с Мартемьяном, а просимые Распутиным пять тысяч рублей тут же выдал.

– Это все? Если не все, то клянчай сразу.

Гришка подумал, что бы еще выцыганить с министра?

– Я тут буфетчику на пароходе морду набил, а он, дурак, взял да обиделся и на меня в суд подал. Суд был. Он просил пять тыщ, а суд закобенился и оценил его морду в три тысчонки… Ну?

Хвостов, не прекословя, выплатил ему еще три тысячи рублей и заметил, как широко раздулись от денег карманы штанов Распутина.

– Итак, договорились? Поедешь и помолишься.

– Ясно. Поеду и… помолюсь.

Но вскоре сообщил, что ему лень ехать, и Хвостов остался у разбитого корыта. По сути дела, министр страшно проиграл – из Тобольска смещен губернатор Станкевич, враг Распутина, а на его место посажен Орловский, друг Распутина; Гришка просто так, за здорово живешь, хапнул из рептильного фонда восемь тысяч рублей. Но теперь, без опоры на Алексина, надо бояться и игумена Мартемьяна, который в любую минуту мог открыть Распутину планы Хвостова… Министр позвонил в Синод – обер-прокурору Волжину:

– Александр Николаич, мне очень нужно, чтобы игумен Мартемьян был с повышением переведен из Тюмени в другую европейскую епархию… Можете сделать это? Лично для меня. Прошу!

Волжин так удивился, что дал Мартемьяну архимандритство в Тверской епархии, и Хвостов еще раз подумал, что Гришка выиграл.

– А я проиграл! До чего же, кажется, легко угробить человека. А вот попробуй сковырни в могилу Гришку… черта с два!

Поразмыслив, он повидался с Белецким.

– Соберите мне досье на маклера и шулера Аарона Симановича, который не вылезает из квартиры Распутина.

– Слушаюсь. А… зачем он вам?

– Хочется знать, отчего нет такого уголовного дела, которое не могло бы решиться не в пользу Симановича. Отчего этот жид столь велик? Почему он вхож к министрам… знаете?

– Не знаю, – тихо сознался Белецкий.

– А ведется ли наблюдение за домом на Бассейной, где проживает эта дрыгалка из оперетты – Лерма-Орлова?

– Да.

– Что наблюдение дало?

– Штюрмер и Питирим… Питирим и Распутин…

– Понял. Можете не продолжать. Работайте!

Потом он залучил к себе генерала Комиссарова, аккуратной грудой сложил перед ним на столе сто тысяч рублей… Красиво!

– Это вам, – деньги он придвинул к жандарму.

– За что? – естественно, полюбопытствовал тот.

– Вам придется пожить в Европе… эмигрантом.

– Простите, не понимаю.

– Я тоже многого не понимаю в этой собачьей жизни, – вдался в лирику Хвостов. – Убейте мне Распутина, а потом удирайте.

– Но я ведь не наемный убийца, – фыркнул генерал.

– Здесь ровно сто тысяч. Проверьте.

– И проверять не стану. Зачем мне это?

– Вам, конечно, не нужно. Но это нужно мне.

– Так заколите борова сами.

– Не умею. Еще никого не резал.

– А я вам что? Профессиональный разбойник?

– Ну, все-таки… генерал жандармский. Крови не боитесь. Я вас очень прошу, голубчик! Поверьте, пройдет месячишко, и я сделаю все, чтобы вызволить вас из-за границы обратно домой.

Комиссаров резко отказался. Хвостов спрятал деньги.

– Понимаете, – сказал он, – я бы, конечно, поднатужась, и сам пришил Гришку в темном переулке, но… как-никак, я министр внутренних дел. Ежели попадусь по «мокрому» делу, что тогда станут писать в газетах Европы?

– А надо уметь не попадаться.

– Оно и так, – вздохнул Хвостов, – но сейчас я боюсь рисковать, ибо затеваю большое дело: выборы в 5-ю Государственную Думу… Сейчас, как никогда, мне надобно иметь чистые руки!

Комиссаров тут же попросил отставки:

– Потому что я вижу – ваша возня с Гришкой добром не кончится, а я человек семейный, мне о детях подумать надо.

Хвостов отставки ему не дал:

– С кем же я останусь? С одним Степаном?..

Комиссаров понял, что надо уносить ноги, пока не отрезали голову. А потому он добыл отставку сам. Подвыпив, нагрянул к Распутину, когда там сидели Вырубова и прочие паскудницы; генерал обложил их всех одним словом, которое издревле пишется на кривых заборах, и стал поджидать реакции Царского Села… Его взяли за шкирку и вышвырнули в Ростов-на-Дону – до свиданья!

* * *

Хвостов знал, что по «общественному сознанию надо бить не дубьем, а рублем…». Он так и заявил царице – откровенно:

– Ваше величество, слов нет, сам морщусь, но поймите меня правильно: выборы в Пятую Думу возможны только подкупом… Не скрою от вас, что выборы депутатов будут фальсифицированы, но зато я обещаю обеспечить вам крайне правое большинство!

Он умел открывать сердца и кошельки. Царица заверила мужа: «Хвостов это устроит. Он удивительно умен – не беда, что немного самоуверен, это не бросается в глаза, – он энергичный, преданный человек, который жаждет помочь тебе и твоему Отечеству». Срок полномочий нынешней 4-й Думы истекал осенью 1917 года, а о том, чтобы склеить благополучное будущее, монархисты тревожились заранее. «В ноябре семнадцатого, – обещал царице Хвостов, – я создам вам послушный общественный аппарат, могучий и патриотический…» О-о, если бы они знали, что будет в ноябре 1917 года! Но не ведали, что творят. И царь ассигновал на подготовку выборов колоссальную сумму в восемь миллионов рублей. Самое удивительное, что этих денег никто не видел. Как раз в 1917 году, когда Хвостов собирался обеспечить царице «крайне правое большинство», его таскали на допросы из камеры Петропавловской крепости и спрашивали:

– Кстати, а вот эти ассигнования, что были отпущены вам на кампанию по выборам в Пятую Думу… Не могли бы вы, Алексей Николаевич, прояснить нам этот очень темный вопрос?

Хвостов ничего не прояснил. Отчаянно импровизируя, он правду о миллионах унес в могилу. В конце концов, чего придираться? Дамочки, рестораны, рюмочки… Тут никаких миллионов не хватит! Но я иногда думаю: случись так, что революция грянула бы позже, тогда на какие шиши он проводил бы в стране выборы?